Персональный сайт Натальи Чистяковой — Натальи Ярославовой
Natalia Chistiakova—Natalia Yaroslavova’s Personal Website

Франки на Севере: Зверинец и Приорат Григория Орлова в Гатчине, у Погоста Великой княгини Ольги, Ч.3

    • «Музы преподносят императору Павлу I план Гатчинского дворца» (Григория Орлова), «Путеводитель…»
    • О строительстве Гатчинского дворца Г.Орловым по проекту Ринальди, из книги Карнович Е.П «Мальтийские рыцари в России»
    • Парадная опочивальня Г.Орлова. На вершине шатра - Орел рода Орловых. «Гатчинский дворец» (изд. Галерея)
    • Верхняя Тронная Павла Петровича, гобелен «Зебра». «Гатчинский дворец» (изд. Галерея)
    • «Гобелен Зебра» Григория Орлова, Франция 1780-1781 г. Верхняя Тронная. «Гатчинский дворец» (изд. Галерея)
    • Арсенальный зал, чучела медведей. «Гатчинский дворец: страницы истории музея»
    • Портрет императрицы Екатерины II, картина неизвестного художника (копия Д.Г.Левицкого), «Путеводитель по Гатчине»
    • Афина Паллада в Белом зале, Гатчина. «Гатчинский дворец» (изд. Галерея)
    • План: Зверинец и Гатчинский парк, «Путеводитель по Гатчине»
    • Охота (Александра II ) в Гатчине 27 октября 1859 г, М.А.Зичи, «Путеводитель по Гатчине»
    • Приемная Александра III «Гатчинский дворец: страницы истории музея»
    • «Он 30 лет калечил Россию» - выставка в кабинете Николая I. «Гатчинский дворец: страницы…»
    • Яйцо Фаберже - Гатчинский дворец. Подарок Николая II - матери императрице Марии Федоровне faberge-eggs.info
    • Туалетная комната Марии Федоровны, кукла-манекен «Большая Пандора» в платье Ордена Св.Екатерины

© Наталья Ярославова-Чистякова
14 октября 2012 года - Покров Божией Матери

В 1798 году придворный художник Павла I создал картину «Музы преподносят императору Павлу I план Гатчинского дворца». При этом на плане, «преподносимом музами», изображено каре большого дворца, который князь Григорий Орлов создавал 15 лет вместе с великим архитектором Ринальди.

Карнович Е.П. в исторической повести «Мальтийские рыцари в России» описывает это строительство так:

«В 1766 году Орлов принялся строить в Гатчине по замыслу знаменитого архитектора Ринальди громадный дворец, наподобие старинного замка… Весь дворец строили из тесанного камня, и постройка его продолжалась пятнадцать лет. Он был окончен только в 1781 году … Роскошная меблировка комнат, собрание картин, статуй, древностей и разных редкостей придавали жилищу князя Орлова вид настоящего дворца» («Приоратский дворец: судьба и время», А.А.Тришина).

Григорий Орлов, как масон высокой степени посвящения, видимо, предполагал, что в последующем возможен плагиат идеи и присвоение авторства на этот гатчинский шедевр, и потому пожелал,чтобы Ринальди создал свой портрет на стенах замка. Архитектор не решился сделать это без согласия Екатерины II и написал ей письмо. Переписка сохранилась. В ней императрица поддерживает желание Григория Орлова, одобряя его намерение - увековечить портрет архитектора Гатчинского дворца. («Мальтийский орден в России»).

По сути, этот дворец в Гатчине был семейным домом Екатерины II и Григория Орлова, где они обрели трех детей в парадной опочивальне с шатром, вершину которого украшал золотой орел рода Орловых. Позже и эта опочивальня стала императорской спальней Павла I, где он мечтал просыпаться, как Фридрих II, а засыпать - как Людовиг XIV…

Он хотел быть: как Орлов, как Фридрих, как Людовиг, как Хирам … И потому, спустя 30 лет после создания, архитектурный план Ринальди, вдруг «музы «подарили» императору Павлу I.

Причем картина «Музы преподносят императору Павлу I план Гатчинского дворца» относится к тому самому 1798 году, когда император принял на себя статус Великого Магистра, с чем многие рыцари в Европе были не согласны.

Он хотел стать «царем масонов», «царем Давидом». А таких царей назначает Богиня муз. Т.е. нужно было доказательство благословения. Но музы благословили Орлова. И вот спустя два года после смерти матери Павел I, судя по картине его военного художника, присвоил себе творение Орлова и Ринальди.

Не в этом ли причина того, что он правил всего 4 года, 4 месяца и 4 дня, а его монумент, поставленный перед тем самым каре Орловского дворца, который ему, якобы, преподнесли музы, был до основания разрушен молнией, сокрушившей 600 тонную громаду. Причем произошло это ровно в тот самый 1881 год, когда императором стал Александр III и ровно через 100 лет после того, как строительство Гатчинского дворца завершил Григорий Орлов.

Надо сказать,что и Верхняя тронная Павла Петровича была увешана редкими французскими гобеленами времен Григория Орлова, 1780 -1781 года. На них - изображены в едином мире сосуществующие звери и птицы, в т.ч. числе - хищные. И эти гобелены отражают именно Орловское понимание Зверинца, а не Павла I. Не совсем райское, потому что хищник нападает на зебру. Но, тем не менее, это делает зверь, а не человек.

Причем такие гобелены и картины звериной тематики потомков Павла I наглядно показывают, как мир Орлова заменяли традиционным охотничьим содержанием. Чучела медведей - в арсенальной Павла I. Картина Александра II - перед шеренгой тушек убитых зайцев (либо загнанных). И во множестве убитые птицы на пейзажах времен Александра III.

А ведь Григорий Орлов специально завозил разнообразных, в том числе, и певчих птиц.

И отчего-то фазанов ему дарила Екатерина II:

«В 1770 году Екатерина II приказала построить фазанный двор в Дудергофе, в котором впоследствии находилось 159 фазанов. …В 1768 году в «Зверинце» были торжественно выпущены на свободу фазаны, доставленные из Англии и подаренные гатчинскому помещику императрицей Екатериной II. Государыня часто посещала Орловскую усадьбу, любила делать прогулки по её окрестностям… Бывая в Гатчине, она при случае не забывала взглянуть и на свой «живой» подарок. …«И не доезжая мызы Гатчино верст 3-х, изволила Её Величество идти в новостроящийся зверинец и смотреть привезённых вновь фазанов… (Парк «Зверинец»)

Быть может, в этих фазанах был какой-то особый контекст отношений Екатерины II и Григория Орлова. Ведь фазан птица токующая, также, как тетерев.

«Во время тока петух ходит по земле, приподняв кверху длинный хвост и вытянув шею, издавая при этом крики. Токовый крик всегда двух- или трехсложный, «Вч-то вроде «ке-ке», или «ке-ке-ре», Или «кох-кох». После крика самец хлопает крыльями. Помимо того, самцы издают еще своеобразный тихий и очень нежный звук: «гу-гу-гу», повторяемый неопределенное число раз подряд».

Это очередное основание задуматься о родословии Орлова. А информацию об этом стараются закрывать.

Отец Григория Орлова - Григорий Иванович Орлов Новгородский губернатор времен императора Петра I. Но при Петре I было всего 8 губерний. И так мало информации об одном из восьми губернаторов…

Приведу для сравнения два описания Григория Орлова:

Первое:

«О его подвигах слагали легенды. Гигантского роста, широкоплечий, с длинными мускулистыми ногами и торсом, словно вырубленным из камня, он считался самым сильным среди измайловцев. В сражении при Цорндорфе Орлов проявил не только отвагу, но и удивительную выносливость. Три раза Орлов был ранен, однако, превозмогая боль, он бросал вызов смерти. Женщины валялись у него в ногах, завороженные его красотой и силой. Григорий Орлов появился в Петербурге весной 1759 года …Графа поселили в одном из лучших домов, принимали во дворце, где он проводил время с великим князем. Именно там повстречала будущая императрица Екатерина Орлова, о героизме которого уже была наслышана, как и все в столице. Увиденное превзошло все ее ожидания. Этот великолепный богатырь… возвышался, как башня, над остальными офицерами-сослуживцами … Орлов был ожившим античным героем. Екатерина подумала, что ни один древний римлянин не мог бы сравниться с этим отважным гвардейцем в мужестве и неукротимости воинственного духа - не говоря уже о его мужской силе, ставшей поистине легендарной. Орлов очаровал великую княгиню и занял особое место в ее мыслях».

Второе: «один из хорошо осведомленных чиновников замечал: «С утра до вечера он с фрейлинами, оставшимися во дворце (императрица в Царском). Обедает с ними и ужинает. Сервировка неряшливая, кушанье отвратительное, а князю между тем очень нравится… В нравственном отношении не лучше. Он забавляется шалостями; душа у него такая же, как вкусы, и для него все хорошо, он любит так же, как ест, и ему все равно, что калмычка или финка, что первая придворная красавица. Настоящий бурлак» («Григорий Орлов»)

Богатырь, античный герой или бурлак…

Похоже, что в нем была кровь Баруласов или иначе Барласов. Наряду с тем, что Орлов, происходил, по словам Гербовника, «от древней благородной фамилии из Польской Пруссии».

Такое предположение можно высказать ещё и с учетом того, что Орловы с Ярославовыми были в родстве и вели свой род из Костромы, причем у дворян Ярославовых тоже «польский герб». Не случайно, ведь и Ярославовы сохраняли бурлацкие традиции, выкупая одноименную Бурлацкую слободу в Саратовской губернии.

Все, что касается бурлацких дел - это наследие Великой княгини Ольги Перевозщицы, в личном уделе которой и находится Гатчина. («Бирское «Рюриково городище» и Климент Ярославов - староста Архангельского - Бирь, контролировавший Перевоз через реку Белую, Ч.9»)

Если это так, то отношение к любви у Григория Орлова могло быть примерно такое, как описано в - «Заре Любви»

При этом, весь Гатчинский дворец, по большому счету, был им посвящен Екатерине II и женской царской власти,что не характерно для мужчины, который не отличает Даму сердца - царицу от крестьянок в поле.

Дополнительным указанием на наследие Барусласов является камень Великий Могол, подаренный Г.Орловым - Екатерине II.

«Пурпурный король: Бриллиант Орлова в скипетре русских императоров и Красные кавалергарды её величества»

«Последние президентские выборы России? … Что скажет «Великий Могол»?»

Концепция Женской власти по Орлову была в очертаниях его дворцово-паркового комплекса такова:

Портрет Екатерины II - копия Д.Г.Левицкого, одна из которых была увезена на Мальту.

Маска женщины фараона с бородой

Богиня Сешат - «Хозяйка Дома Книг», земная ипостась («Маат МА-МА: Мир ждёт МА как МАнны небесной»)

Афина Паллада. Воительница

Райские сады

Изгнание из Рая

Восьмигранные богородичные колодцы Ринальди…

Остров любви и павильон Венеры

Пристань - терраса и паромные переправы, напоминающие о Великой княгине Ольге Перевозщице.

Ведь Гатчина - Ольгин удел, ставший личным уделом Великих Русских княгинь и цариц.

И после смерти Павла I Гатчинским дворцом долго владела его вдова Великая княгиня Мария Федоровна.

В 40-х годах XIX века Гатчиной владел уже Николай I. Причем это единственный император, которому после революции 1917 года в Гатчинском дворце была посвящена экспозиция очевидно отрицательного содержания.

Выставка в комнатах Николая I сопровождается плакатом: «Он 30 лет калечил Россию»

Я думаю, что такое особое неуважение к Николаю I объясняется тем, что он казнил декабристов из самых древних родов. И это отношение не большевиков, а хранителей музея. А быть может, следы Дыбенко

Что касается трансформации концепции Зверинца, то в последующем она была такова:

«В 1857 «На окраине «Зверинца», на живописном берегу реки Колпанки, притока реки Гатчинки начинается возведение Егерьской слободы, уникального архитектурного комплекса, сохранившегося до настоящего времени. Здесь проживал обслуживающей персонал Императорской охоты, находились многочисленные административно - хозяйственные здания и учреждения этого ведомства. Рядом с Егерьской слободой располагались царские псарни. В связи с переводом в Гатчину 3 октября 1858 года Егермейстерской конторы эта императорская резиденция становится настоящей охотничьей столицей России» (Парк «Зверинец»)

Описанная егерская слобода появляется на месте ранее небольшого охотничьего домика Григория Орлова.

Т.е. Зверинец все больше преобразуется в охотничьи угодья

Александр II,судя по картине и фотографиям, бывал в Гатчине

Для внука Николая I - Александра III его жизнь в Гатчине началась, со своего рода, бегства. Не говоря уже о том, что в тот год, когда он стал императором, рухнул монумент Павлу I перед каре Орловского дворца.

Через четыре года после этого обвала, в 1885 году Александр III утвердил проект Церкви Покрова Пресвятой Богородицы, планировочно связанной с Егерской слободой.

Вспомнили по Божию Матерь и изначальное посвящение Гатчины…

«Возведение церкви в Егерской слободе осуществлялось по эскизному проекту известного петербургского зодчего, художника, исследователя византийской и древнерусской архитектуры, профессора и академика Д. И. Гримма (1823-1898). Одна из его самых значительных работ - великокняжеская усыпальница при соборе Петропавловской крепости. Строительство церкви вел академик архитектуры И. А. Стефаниц:

«В декоре фасадов явственно читаются элементы, почерпнутые в древнерусском зодчестве, - кокошники, пилястры с квадратными впадинами, арочки, конфигурация колонн. Примечательно, что все архитектурные украшения, обогащающие плоскость стен, барабанов куполов и обрамления окон, вырублены из черницкого камня. …Два крестообразных окна по сторонам входа усиливают образную перекличку с храмами древней Руси». (Римско-католический приход Пресвятой Девы Марии Кармельской»

Д.И.Гримм также является автором проекта русской церкви Марии Магдалины в Гефсимании. С 1888 года сама церковь св. Марии Магдалины с прилегающим участком земли была передана Императорском Православным Палестинским Обществом в ведение Русской Духовной Миссии в Иерусалиме («Русский храм Марии Магдалины»)

И этот же архитектор Давид Гримм создавал храм Великой княгини Ольги в Михайловском, на берегу Финского залива («Дорога к единственному Храму княгини Ольги «на Нево» привела к Святой Наталье Никодимийской из Вифинии»).

После смерти Александра III долго владела Гатчиной его вдова Мария Федоровна (Дагмара Датская) - мать Николая II - последняя хранительница инсигний Мальтийского креста, которой император подарил Яйцо Фаберже с изображением Гатчины.

В контексте императрицы Марии Федоровны и её Красного креста весьма интересна история Д.П.Соломирского, назначенного ею императорским егермейстером 21 июля 1905 года, представленная в статье «Д.П.Соломирский - благотворитель и общественный деятель»).

До этого назначения золотопромышленник Д.П.Соломирский 38 лет находился в переписке с Марией Федоровной и даже создал свой Зверинец на Урале. Его супругой была внучка Александры Алексеевны Ярославовой - Клементьевой от сына Никтополеона Клементьева («Почему Ярославовых при Павле I защищал Мальтийский крест (Орден св. Иоанна Иерусалимского)?»).

При этом, брат Григория Орлова - Федор Орлов состоял в гражданском браке с Т.Ф.Ярославовой и имел узаконенных Екатериной II сыновей Алексея и Михаила Орловых. Т.е. Д.П.Соломирский через его супругу был в родстве с Орловыми. Одновременно есть версия о том,что он сам - потомок незаконнорожденного сына Павла I. В Горицком монастыре, куда с тремя дочерями ушла Александра Алексеевна Ярославова его фамилию пишут, как Сандомирский:

«…Одним из направлений филантропической работы главного владельца Сысертского горного округа Дмитрия Павловича Соломирского было его сотрудничество в организациях императрицы Марии Федоровны».

А история его взаимоотношений с последней хранительницей инсигний Мальтийского креста такова:

«Он принимал участие в организации работы склада Красного Креста жены наследника престола цесаревны Марии Феодоровны, в «собственном его величества Аничковом дворце». Его сотрудниками были персоны весьма высокопоставленные: князья, графы, генералы, фрейлины. (Мария являлась «августейшей покровительницей» Российского общества Красного Креста, до 1879 г. именовавшегося Обществом попечения о раненых и больных воинах, с самого начала его основания в 1867 г.).

Дмитрий Павлович неоднократно участвовал в мероприятиях, на которых присутствовала Мария. Он сберег программу состоявшегося в 1903 г. концерта воспитанников с записью «Государыня была».

В делах Государственного архива Свердловской области есть семь документов о приеме Соломирского императрицей, датированных 1877 - 1907 годами. Он неоднократно получал приглашение на обед или завтрак в ее Гатчинский дворец, сохранил три их меню, помеченные 1892, 1893 и 1905 годами.

Управляющий И.Чиканцев получил от него сообщение, что Мария была очень милостива к его жене, Вере Никтополионовне и дочери Анне.

По фонду Соломирского в ГАСО его переписка с императрицей и сотрудниками ее склада прослеживается на протяжении 38 лет, с 1878 г. до 1916 г.

Дмитрий Павлович в Екатеринбурге и Петербурге получал телеграммы на французском языке от Марии и ее приближенных из Петербурга-Петрограда и его пригородов (Гатчины, Петергофа), Киева, а также населенных пунктов иных стран, где она, дочь датского короля, жила (Копенгагена, Стокгольма, Лондона, Сандрингхэма - поместья английских королей в графстве Норфолк). Соломирский императрице писал также по-французски.

Его рвение и преданность династии были щедро вознаграждены. Вернувшись на Урал, он «вдогонку» получил (причем «перепрыгнул через ступеньку» - до этого был статским советником) «по благоволению» Марии чин егермейстера, согласно Табели о рангах соответствующий генерал-лейтенанту в армии (3-й класс). 21 июля 1905 г…»

Обращает на себя внимание и близость к Гатчине ещё одного рода собственников горно-рудного дела - Демидовых.

Казалось бы, и Красным Крестом занимались, и благотворительностью, и церкви строили…

Но тем не менее - зверь в народе проснулся… Тот самый зверь в человеке, которого умели «укрощать» монахи Зверинецких пещер

И революция случилась. А Гатчинские буржуа и цари стали нищими и изгнанниками…

Далее я представляю статью «Государь и зверь: Вариант средневековой престижной саморекламы», дополняющую историю о том, откуда произросла забывчивость о главной идее Зверинецких пещер и Зверинца

«Государь и зверь: Вариант средневековой престижной саморекламы»

Одним из важнейших средств наглядного «предъявления» власти государя испокон веков являлись дикие звери и птицы. Упорство, с каким их использовали для «оформления» облика государя на протяжении ряда эпох, объясняется, по-видимому, прежде всего яркостью и богатством ассоциаций, вызывавшихся такой репрезентативной формой.

Действительно, царский зверинец наглядно выражает идею власти и подчинения: самые дикие и опасные животные смиряются перед государем и готовы служить его прихотям. Тем самым правитель возвышается не только над людьми, но и над природой.«Родство» государя с богами проявляется в его зверинце не в последнюю очередь в том, что для правителя по сути дела не имеют силы законы мироздания: «послушные его приказу» (а точнее дрессировке) пойманные и, тем более, прирученные животные могут вести себя совершенно иначе, чем в природных условиях. Когда кони, или тем более слоны, опускались на колени перед царем, трудно было не почувствовать, что он - прирожденный повелитель всего живого.

По его воле хищники соседствуют в зоосаде с теми животными,которых в обычных условиях они мгновенно растерзали бы. В этом, помимо прочего, выражается идея всеобщего мира и покоя,устанавливающегося во всей вселенной под властью истинного государя. По мнению автора IX в. Валафрида Страбона, аббата Райхенау, такой «зоосад» «синонимичен» земному раю, в котором все породы зверей живут мирно под управлением Господа. Этот раннесредневековый автор не так уж оригинален: он лишь предлагает христианскую интерпретацию очень древней идеи о некоей сакральности, присутствующей там, где по воле человека оказывается собрано вместе большое количество животных, особенно редких, красивых или опасны.

Именно в силу этой идеи зверей и птиц собирали не только придворцах, но и при храмах, где их относительно мирное сосуществование друг с другом и с людьми понималось как проявление силы божества. Говорили, что в святилище богини Атаргатис в сирийском Хиераполисе львы и орлы мирно бродили по двору чуть ли не среди паломников. Хотя относительно недавние раскопки в Хиераполисе не выявили остатков зверинца, характерно, что, по крайней мере, в воображении современников этот храм должен был быть населен большим количеством зверей.

Прихожане часто дарили храмам разных божеств животных, которых после более или менее длительного периода «мирного» пребывания при храме приносили в жертву богам. Традиция содержания животных при святилищах, и принесения их в жертву была отчасти воспринята и христианами. Так, когда к св. Паулину Ноланскому (рубеж IV-V в.) местные жители по языческой привычке приносили животных, он их охотно принимал, приказывая их забивать и раздавать мясо бедным членам общины. А св. Фекла (V в.) окружала себя в Селевкии множеством птиц.

Из сказанного уже ясно, что зверинец при дворце правителя сближает дворец с храмом, а правителя - с богом. Этим прикосновением сакральности зверинцы будут отмечены в некоторых случаях вплоть до начала Нового времени.

Величие государя выражается не только в поведении «подвластных» ему существ, но уже в самом составе его зверинца. Прежде всего, там содержали животных, связывавшихся во многих культурах с идеями господства и правления, таких как лев, тигр, барс,слон, орел и др. Их присутствие поблизости от князя на протяжении позднего средневековья могло иметь

геральдический смысл,однако и задолго до этого, в течение многих «догеральдических» столетий, те или иные звери могли рассматриваться как своегорода эмблемы власти вообще или конкретного государя и его рода, в частности. Кроме того, на ранних стадиях определенные звери и птицы часто понимались в качестве тотемов тех или иных сообществ или же атрибутов богов. На практике одна из этих символических ролей легко могла перерастать в другую: так орел был, вероятно, первоначально тотемом древних римлян, а затем его переосмыслили в качестве атрибута Юпитера Капитолийского.

Помимо таких животных, понимаемых по сути дела в качестве символов определенных человеческих сообществ, подчинившихся государю, в хорошем зверинце должны были быть в достаточном количестве и иные, символизирующие качества правителя -прежде всего, его мощь, мудрость и справедливость, но также строгость, непреклонность и жестокость. Звери должны были нетолько символизировать качества правителя, но в известной степени и реализовывать их: «репрезентативный» ров со львами служил нередко и местом казни, вспомним о судьбе пророка Даниила, лишь чудом избежавшего смерти именно в таком рву. Соответственно и посетители царских зверинцев должны былии спытывать не только досужее любопытство, но и чувство страха, зная, что в принципе по воле государя и в них самих в любоймомент могут вонзиться клыки выставленных на обозрение хищников.

Помимо опасных и сильных животных, демонстрирующих своим присутствием могущество государя, помимо животных «знаковых», выражающих в глазах современников те или иные идеи и качества, здесь же должны быть и крайне редкие или совершенно необычные существа, привезенные из отдаленных уголков державы, а то и вовсе из чужих земель. Многие из них были доставлены в качестве даров посланцами иных государей или городов, и их присутствие в зверинце наглядно представляло масштабы «международного престижа» правителя. Диковинные животные всегда были излюбленным подношением: и равного к равному, и подданных - их государю. Хорошо известно, например, о постоянных дарениях разных зверей и рыб римским императорам. Конечно, случались и неприятности, когда «дар» не доживалдо вручения.

…Любой хорошо устроенный государев зверинец воплощал идею рациональной организации и упорядоченности, с одной стороны, но с другой - идею сокровенности и тайны. Привкус таинственности относился к тому, как были найдены, пойманы и доставлены редкие и опасные животные, как удается их содержать и заставлять себя вести тем или иным необычным образом, какие подлинные или воображаемые свойства присущи тем или иным, особенно экзотическим, существам, собранным по воле царя. В этом сочетании рационального и мистического зверинец вполне подобен царскому дворцу Да и попасть в зверинец бывает столь же непросто, как и во дворец. Когда любознательный голландский посол в Москве пожелал в 1665 г. посетить царский зверинец, «пристав ответил, что не смеет даже близко подвести его туда без разрешения». Попытка голландцев разузнать у сторожей, какие животные и рыбы содержатся в заказнике, также закончилась ничем: «Чтобы ответить на этот вопрос, у нас дня не хватит; почему вы спрашиваете об этом»

В охотничьем парке, учреждении, не идентичном зверинцу, хотя часто связанном с ним, величие государя также легко является взору, хотя и в ином виде: ведь здесь он властвует уже не над свободой животных, но над их жизнями. Государь на охоте - это государь-победитель, триумфатор, торжествующий над слепой силой природы, над яростью противника, решительно реализующий свою волю. Царская охота - не развлечение, но явление государя в его основной функции - правителя, преодолевающего все опасности и устанавливающего в мире собственный порядок. Именно поэтому сцены охоты - одна из древнейших форм иконографии государя, прекрасно известная по памятникам еще Древнего Египта и Месопотамии.

Репрезентативное собрание зверей во владении могущественного правителя вполне могло представляться современникам более впечатляющим, а главное, более чудесным и таинственным, чем являлось на самом деле. Как это часто бывает, наличие чего-то ясного и видимого, но причастного тайне, заставляет предполагать присутствие рядом и чего-то загадочного и невидимого - принцип, на котором вообще построены многие приемы представления власти. Так в распоряжении персидского царя, по сведениям Геродота, были (очевидно, наряду с иными, более или менее экзотическими животными) гигантские муравьи из Индии, которые не только очень быстро бегают и пожирают все на своем пути, но еще умеют добывать золотоносный песок

Когда спустя почти тысячелетие воины римского императора Юлиана Отступника в 363 г. углубились в Персию, неподалеку от Ктесифона они захватили один из царских дворцов, при котором находился, надо полагать, охотничий парк. Он представлял собой «обширное круглое пространство, обнесенное изгородью, в котором держали на потеху царя диких зверей: львов с волнистыми гривами, косматых кабанов, страшно свирепых медведей… и других отборных огромных зверей. (Про гигантских муравьев на этот раз никакой речи нет). Характерно отношение римлян к царскому «заказнику»: «Наши всадники сломали ворота и перебили всех этих зверей охотничьими дротиками и стрелами». Проявленная ими жестокость не столь уж

бессмысленна: дело, разумеется, не в том, что римляне соскучились по хорошей охоте и даже не в их стремлении унизить персидского царя избиением его дичи. Римляне узурпировали исключительное право царя охотиться в этом, только для него предназначенном, «парке» и воспользовались этим правом в подчеркнуто эксцессивной манере. Они не только лишили своего противника одного из традиционных символов его господства, но и выразили символически свою решимость господствовать в его владениях вместо него. Эта «охота» была в действительности не чем иным, как актом низложения государя.

Зверинцы и охотничьи парки были, разумеется, и у римских императоров - на первых порах их скорее всего создавали в подражание ближневосточным образцам. В «вивариях» содержали для охоты по большей части крупных животных, таких как олени и кабаны, а в лепорариях - ланей, зайцев и птиц. В средние века эта позднеримская репрезентативная традиция, как, впрочем, и многие иные, была продолжена византийскими василевсами.

В 968 г. епископ Кремоны Лиутпранд отправился в качестве посла «западного» императора Отгона I в Константинополь ко двору василевса Никифора Фоки. За столом василевс спросил у Лиутпранда, есть ли у его государя зверинцы, а если да, то со- держатся ли в них дикие ослы-онагры? На первый вопрос Лиутпранд ответил утвердительно, на второй - отрицательно. Действительно, у Отгона и даже его предков-саксонских герцогов вполне могли быть такие парки - после распада державы Каролингов их завели себе многие знатные семейства. Тe же, что не могли позволить себе роскоши, стремились обзавестись, например, хотя бы одним-единственным «репрезентативным» животным…

Узнав, что у Отгона есть охотничий парк, но нет онагров, Никифор пригласил Лиутпранда в свой собственный «заказник»… Там же один из самых высоко- поставленных придворных настойчиво внушал Лиутпранду: «Если твой государь подчинится священному императору, тот подарит ему много таких (животных), и для твоего государя будет немалой славой владеть тем, чего не видел никто из его предшественников». В этой реплике очевидна и связь между обладанием определенными зверями и «политическим престижем», и возможность использовать зверей как средство политического давления. Обладание государем экзотическими зверями усиливает готовность подданных ему подчиняться. По сути дела, византийский придворный предлагает Отгону 1-помощь в укреплении его власти, но в обмен на признание ее производной от власти василевса.

Впрочем, зная тонкость и многозначность византийских дипломатических акций, в предложении, полученном Лиутпрандом, можно заподозрить и скрытую издевку. Дело в том, что существовала неявная «шкала ценности» животных, отправляемых в подарок чужим государям. При всей ее неопределенности очевидно, что Лиутпранду от имени императора предлагали отнюдь не самых «почетных» зверей, какими были бы, скажем, львы. Но прими он онагров, вполне возможно, что хитрые греки стали бы смеяться за его спиной и над ним, и над его государем, проявившим повышенный интерес к ослам не просто так, а в силу собственной ослиной природы. Учитывая недоброжелательность, с которой в тот раз принимали Лиутпранда, предложенный ему дар вполне мог содержать в себе унизительный намек, не сразу понятный «варварам». Византийцы и позже старались навязать представителям западных императоров под видом почетных даров каких-то более или менее заурядных животных, вроде волков, лисиц, рысей и ланей. А просьбы прислать хотя бы верблюдов, не говоря уже о барсах или, тем более, львах, оставались без ответа.

Что же касается подарков не унизительных, а напротив, почетных, то самый, пожалуй, известный из них - это слон Абуль Аббас, доставленный Карлу Великому от халифа Гаруна аль-Рашида. Во всех анналах франкского королевства было отмечено прибытие слона в Ахен, причем в некоторых, как единственное событие года, заслуживающее упоминания. И совершенно справедливо, поскольку такой подарок предельно ясно выражал высочайший

уровень признания Карла и сильно повышал его престиж. В средневековой Западной Европе известен еще один сходный случай: французский король Людовик IX Святой в конце 1254 или начале 1255 г. подарил королю Англии Генриху III слона, которого он сам незадолго до этого получил в дар от египетского султана. Ухаживать за слоном было поручено, однако, не англичанину и не французу, а калабрийцу. По словам крупнейшего английского хрониста того времени Матвея Парижского, то был вообще первый слон, увиденный англичанами.

Похоже, слоны часто оказывались в зверинцах королей Сицилийских - притом, как тех, что действительно твердо правили Сицилией (например, император Фридрих II Штауфен), таки неудачливых претендентов, вроде Рене Анжуйского…

Слухи об императорских слонах распространялись далеко за пределами Византии, и многие желали бы увидеть их, как удалось,например, кагану аваров около 582 г. Но, конечно, немногие были бы в состоянии так холодно отреагировать на воистину царский подарок, полученный тогда каганом: …Едва взглянув на этого слона, детище Индии, каган тотчас же прекратил зрелище и приказал вернуть животное вновь кесарю, не могу сказать, пораженный ли удивлением или желая показать, как мало он его испытал…»

В Северной Европе «репрезентативный максимум» составляли, по-видимому, зубры и туры. Именно на них, если верить клирикуи придворному поэту Карла Великого Ангильберту устраивал охоты в своих придворных зверинцах и заказниках под Ахеном и рядом с другими своими пфальцами император франков. Чтобы иметь южных животных, необходимо было расширять контакты со Средиземноморьем. Поэтому-то сакс Отгон I получил своих львов после итальянских походов и провозглашения себя императором. Богатые зверинцы были и у некоторых других «северных» государей, например, у английского короля Генриха I содержались, помимо львов, леопарды, медведи, рыси, верблюды, и дажеодин дикобраз. У Фридриха Барбароссы во время его пребыванияв Генуе хронист заметил львов, попугаев, страусов… Еще один дикобраз был у королевы Анны, супруги первого государя из династии Габсбургов, Рудольфа I. Его она решила почему-то подарить базельским доминиканцам. Внук Барбароссы император Фридрих II, по сведениям хрониста Роджера Вендоверского, подарил тому же Генриху III, получившему слона от Людовика Святого, трех ценных леопардов - геральдических зверей Плантагенетов. Наибольшим спросом пользовались, кажется, львы. К XVI в.«снабжение» ими европейских дворов было поставлено уже настолько хорошо, что английские государи в этом столетии могли неоднократно отправлять «царей зверей» в качестве дипломатических даров даже в далекую Московию.

Самый известный в средние века «репрезентативный зверинец» был у императора Фридриха II, притом животные не только содержались в столичном «зоосаде» в Палермо, но и сопровождали государя в его многочисленных странствиях. Фридриха II окружали слоны, двугорбые и одногорбые верблюды, пантеры, львы,рыси, леопарды (их использовали на охоте) и даже белые медведи (вряд ли привезенные из Арктики, скорее все-таки альбиносы). И это не говоря о собаках, как огромных и свирепых псах, так и об очень маленьких собачках, кречетах, соколах (в частности, белых) и прочих птицах, о которых Фридрих II написал особый трактат. За его животными присматривали по преимуществу «сарацины», что само по себе привлекало всеобщее внимание.

«Бродячий зоопарк» Фридриха II потрясал воображение современников, особенно в Германии, и тем самым великолепно выполнял свои «рекламные функции». Но собственное «технологическое изобретение» Фридриха состояло, пожалуй, тольков придании мобильности своему «окружению из животных»: уже его отец, император Генрих VI, захватывая в 1194 г. власть на Сицилии, застал в Палермо «заказник» своих предшественников - норманнских королей. По словам современников, «заказник» этот, со всех сторон обнесенный стеной, был просторнейшим, и содержались в нем все виды животных. Отнюдь не случайно отношение к палермскому зверинцу у завоевателя Генриха VI оказалось точно таким же, как у воинов Юлиана Отступника к зверинцу под Ктесифоном за девять веков перед тем: разгром «заказника» какого-либо государя символически означает не что иное, как лишение этого правителя власти. Понятно, почему и в конце XV в., когда войска венгерского короля в 1452 г. осаждали резиденцию императора Фридриха III в Винер Нойштадте, они разнесли там зверинец, сломав самые его стены, а заодно разорили и особый «птичий сад» (vogelgarten) императора. Намного реже случаи, когда государеву зверинцу во время войны суждена была не только «страдательная» роль. В 1204 г. при штурме крестоносцами Константинополя обороняющиеся спустили на них львов и леопардов. Львы сражались и гибли героически, а леопарды убегали назад в город. Возможно, после этого за леопардами и закрепилась их не слишком достойная слава, вошедшая со временем даже в геральдику: уже во время Столетней войны французы весьма малопочтительно отзывались о леопардах с английского герба, а англичане, чем дальше, тем больше, утверждали, что изображены там вовсе не леопарды, а настоящие львы…

Уже из приведенных отрывочных сведений понятно, что в деле «анималистической репрезентации» государи Средиземноморья имели неоспоримые преимущества перед правителями Северной Европы. Создать зверинец со «всеми видами животных» где-нибудь под Палермо несравненно проще, чем под Парижем. И эта закономерность действовала одинаково что в раннем средневековье, что в позднем. Так, у императора Максимилиана I Габсбурга был всего лишь один-единственный леопард, содержавшийся в Инсбруке. Зато итальянские князья, современники Максимилиана, держали у

себя леопардов, судя по всему, в изобилии. Соответственно «северным» государям с самого начала приходилось искать особые пути, чтобы компенсировать естественный в их краях недостаток экзотики. Хорошо известен опыт английских королей из нормандской династии: они зарезервировали за собой огромные лесные массивы, составлявшие немалую долю территории королевства, и превратили их в охотничьи парки. При этом охотиться на определенную породу оленей (королевские олени) было объявлено исключительным правом государя. Нарушение этого права было чревато тяжелейшими наказаниями вплоть до смертной казни. Благодаря сюжету о Робине Гуде эта инициатива английских королей хорошо известна читателю.

Зато вряд ли он знает о том, что германский император Карл IV держал в «своем пражском замке» (т.е., надо полагать, в Пражском Граде) чудовищных змей В появлении в XIV в. в подвалах Пражского Града змей из Индии или Китая не было, действительно, ничего невозможного: объединение большей части Евразии под властью монголов сделало возможным такие трансконтинентальные поездки, а значит, и перевозки, о которых нельзя было и помыслить как веком раньше, так и столетием позже.

Это прежде благодаря монголам венецианец Марко Поло смог в 1298 г. описать увиденные им в далеком Китае зверинцы великого хана, а аббатство Клерво - получить в 1330 г. из Индии каких-то буйволов и буйволиц, чье молоко соперничало с коровьим, а мясо по вкусу не уступало говядине и могло украшать лучшие столы. Если до Клерво добрались индийские буйволицы, то и экзотические азиатские змеи вполне могли оказаться в Праге.

император Карл IV был, судя по всему, вообще склонен к экспериментам в деле «репрезентативного использования» живых существ. Об этом свидетельствует, например, эпизод с его торжественным въездом в 1365 г. в Авиньон, где тогда была резиденция римских пап. По свидетельству хрониста, в торжественной процессии перед императором ехал рыцарь, державший в руках шест,. на вершине которого взмахивал крыльями настоящий живой орел Разумеется, это был «оживший» символ империи, а возможно, и более специально - «оживший» герб империи и императора.

Звери и птицы не только «сопровождали» государей в разъездах или содержались в особых зверинцах, они жили прямо во дворцах. Когда казначею Немецкого (Тевтонского) ордена приходилось выделять деньги на восстановление ликов святых в капелле верховного магистра в его главной резиденции в Мариенбурге, потому что они были испорчены обезьянами, он расплачивался за то, что верховный магистр, несмотря на свой духовный сан, не желал отставать от моды в деле репрезентации своей княжеской власти. Обезьяны, действительно, нередко свободно разгуливали по княжеским дворцам, как, впрочем, и другие животные. Одно время большой популярностью пользовались попугаи, которые даже дали название одной из зал папского дворца. В конце XV в. первые попугаи появились в числе посольских даров даже при московском дворе. Охотно использовались и певчие птицы, особенно если их удалось собрать много. По сообщению итальянского гуманиста Антонио Бонфини, венгерский король Маттиаш Корвин в завоеванной им Вене собрал столько птиц в своем дворце, что, проходя по нему, можно было подумать, будто идешь по лесу. Как писал один хронист из Перуджи, «великолепие государя создается лошадьми, собаками, мулами, ястребами и другими птицами, придворными шутами, певцами и заморскими животными».

Собирательство животных и птиц в конце концов так тесно соединилось с образом активного, правящего государя, что смертельно больной и не покидавший своего дворца Людовик XI всюду рассылал слуг закупать коней, охотничьих собак и редкостных зверей, чтобы никто не догадывался о его болезни, чтобы его считали полным сил и твердо держащим кормило власти.

И все же со временем короли и князья теряют свою былую монополию на зверинцы. По мере того, как городские общины набирались сил, богатства и самоуважения, они начинали нуждаться в достойных средствах репрезентации. Разумеется, многое из таких средств они должны были перенимать у государей, поскольку именно последние задавали стандарты «облика власти». Соответственно зверинцы стали появляться и в городах.

Русский клирик, отправившийся в 1437 г. в составе русской делегации в Италию на церковный собор, созванный, в частности,с целью положить конец расколу между католической и православной церквями, оставил любопытнейшие записки о своих путевых впечатлениях. В одном городе его удивляли колодцы, фонтаны и каналы, в другом - частные дома и общественные здания,но во Флоренции его внимание привлек, помимо прочего, городской зверинец: «В том же граде видехом лютых зверей 22». «Лютыми зверями» русский путешественник назвал скорее всего

львов, пользовавшихся во Флоренции особым почтением - лев здесь был частью городского герба Репрезентативные рвы с живыми львами располагались по соседству с правительственными зданиями не только во Флоренции, но, например, в Перудже и насклоне Капитолия в Риме. Когда в 1328 г. в Рим вступил, вопреки воле папы, отлученный от церкви император Людовик Баварский, он приказал, чтобы римляне звонили во все колокола. Стоило одному монаху отказаться это делать, его спустили в львиный ров на Капитолии, и львы его сожрали. Насколько достоверно это сообщение, распространявшееся, конечно же, партией противников императора, сказать трудно. Слишком сильно ощущается в нем влияние литературных образцов и исторических параллелей: Людовик Баварский здесь, по сути дела, приравниваетсяк языческим императорам древности, отдававшим христиан на растерзание львам. Однако даже если весь сюжет с казнью монахаи придуман, о существовании в XIV в. рва со львами на Капитолии данное известие, похоже, свидетельствует вполне достоверно.

Один из таких городских «рвов» с «репрезентативными» животными можно видеть еще и сегодня в Берне: в нем содержатся, правда, не львы, а медведи. Поскольку название города издавна сближалось со словом «В?r» - медведь, этот зверь стал и своеобразным символом Берна. С развитием геральдики медведь оказался и на гербе Берна, так что мишек во рву можно считать и «геральдическими животными». Нечто подобное имело место и с вороном короля Маттиаша Корвина: поскольку Corvinus означает «ворон», то именно эта птица стала его персональным девизом.

В других городах заводили репрезентативные зверинцы с менее опасными животными, чем львы и медведи. Так, в городском рву Вены в 1455-1458 гг. держали оленей, что, между прочим, обходилось городской казне недешево. Тут очень кстати оказалась еще одна сторона «представительской службы» зверей: их можно и нужно было дарить. Города перенимали и эту практику «символического общения» между государями.

Когда в 1457 г. Вену посетили четыре герцога Баварских, каждому из них преподнесли по оленю - и расходы на содержание городского зверинца сразу решительно сократились. Нельзя исключить, что той же логикой руководствовались в 1442 г. жители маленького немецкого городка Рипаллен, в котором оказался прекрасный зверинец с какими-то редкими оленями, двадцать (!) из которых были подарены проез-

жавшему новому, недавно избранному королем, государю - Фридриху III. Откуда взялся «зоопарк» в Рипаллене, сказать трудно, но в Вене происхождение «городского» зверинца из «княжеского» весьма вероятно. Там еще в 1452 г. горожане устроили, как обычно в городском рву, «тиргартен» для двенадцатилетнего герцога Австрийского и короля Венгерского Ладислава, с которым они связывали немалые надежды. Вероятно, из него впоследствии горожане и одаривали заезжих герцогов Баварских - уже от своего имени, а не от имени Ладислава.

По большей части именно из городских зверинцев со временем выросли нынешние зоопарки. Под влиянием бурных политических трансформаций и мощных культурных течений Нового времени они совершенно изменили свою первоначальную природу Зоопарк сегодня - это, прежде всего, просветительское и развлекательное учреждение, рассчитанное по большей части на детей и подростков. О былой причастности к тайне власти в нем уже не напоминает ничто. Впрочем, есть одно исключение - это короны, украшающие старинные клетки, выдержанные в стиле барокко, в Венском зоопарке. Дело в том, что зоопарк вырос из зверинца, бывшего частью дворцового комплекса Шенбрунн и созданного еще по повелению Марии Терезии. Пожалуй, только в Шенбрунне еще можно ощутить связь, некогда так тесно соединявшую сильных мира сего с братьями нашими меньшими.

Все материалы раздела «История Ярославовых. Камень и вода»

Реклама


© Авторские права на идею сайта, концепцию сайта, рубрики сайта, содержание материалов сайта (за исключением материалов внешних авторов) принадлежат Наталье Ярославовой-Оболенской.

Создание сайта — ЭЛКОС